Рассказ о Страннике от Лены:

КАК МНЕ ПОДАРИЛИ СВОЮ РЕЛИГИЮ! 

Станислав Лем (Фантастический рассказ.) в кн. «Звездные дневники Ийона Тихого»

Я уже хотел снова повернуть в безмерные глубины Пространства, когда увидел, что какое-то крохотное существо подает мне снизу сигналы. Выключив двигатели, я быстро спланировал и приземлился близ группы живописных скал, на которых высилось большое здание из тесаного камня. Навстречу мне по полю бежал высокий старец в белой рясе доминиканцев. Оказалось, что это отец Лацимон, руководитель миссий, действующих на звездных системах в радиусе шестисот световых лет. Здесь насчитывается около пяти миллионов планет, из них два миллиона четыреста тысяч обитаемы. Отец Лацимон выразил радость по поводу моего прибытия: по его словам, я был первым человеком, которого он видит за последние семь месяцев.
- Я так привык, - сказал он, - к повадкам меодрацитов, населяющих эту планету, что часто ловлю себя на характерной ошибке: когда хочу получше прислушаться, то поднимаю руки, как они… Уши у меодрацитов находятся, как известно, под мышками.
Отец Лацимон оказался очень гостеприимен: я разделил с ним обед, приготовленный из местных продуктов, - сверкливые ржамки под змейонезом, заскворченные друмбли, а на десерт банимасы; я давно уже не едал ничего вкуснее; потом мы вышли на веранду миссионерского дома. Пригревало Лиловое солнце, в кустах пели птеродактили, которыми кишит планета, и в предвечерней тишине седовласый приор доминиканцев начал поверять мне свои огорчения и жаловаться на трудности миссионерской работы в здешних местах. Например, пятеричники, обитатели горячей Антилены, мерзнущие уже при шестистах градусах Цельсия, и слышать не хотят о рае, зато описания ада их живо интересуют, ввиду существования там благоприятных условий – кипящей смолы и пламени. Кроме того, неизвестно, кто из них может принимать духовный сан, так как у них различается пять полов; это нелегкая проблема для теологов.
Я выразил сочувствие; отец Лацимон пожал плечами:
- Это еще ничего! Бжуты, например, считают воскресение из мертвых такой же будничной вещью, как одевание, и ни как не хотят смотреть на него как на чудо. У дартритов с Эгилии нет ни рук, ни ног, и креститься они могли бы только хвостом, но разрешить это не в моей компетенции, я жду ответа из апостолической столицы, но что же делать, если Ватикан молчит уже второй год?.. А слышали вы о жестокой судьбе, постигшей бедного отца Орибазия из нашей миссии?
Я ответил отрицательно.
- Тогда послушайте. Уже первооткрыватели Уртамы не могли нахвалиться ее жителями, могучими мемногами. Существует мнение, что эти разумные создания относятся к самым отзывчивым, кротким, добрым и альтруистическим во всем Космосе. Полагая, что на такой почве превосходно взойдут семена веры, мы послали к мемногам отца Орибазия, назначив его епископом язычников. Мемноги приняли его как нельзя лучше, окружили материнской заботой, почитали его, вслушивались в каждое его слово, угадывали и тотчас исполняли каждое его желание, прямо-таки впитывали его поучения – словом, предались ему всей душой. В письмах ко мне он, бедняжка, не мог ими нарадоваться…
Отец доминиканец смахнул рукавом рясы слезу и продолжал:
- В такой приязненной атмосфере отец Орибазий не уставал проповедовать основы веры ни днем ни ночью. Пересказав мемногам весь Ветхий и Новый завет, Апокалипсис и Послания апостолов, он перешел к Житиям святых и особенно много пыла вложил в прославление святых мучеников. Бедный… это всегда было его слабостью…
Превозмогая волнение, отец Лацимон дрожащим голосом продолжал:
- Он говорил им о святом Иоанне, заслужившем мученический венец, когда его живьем сварили в масле; о святой Агнессе, давшей ради веры отрубить себе голову; о святом Себастьяне, пронзенном сотнями стрел и претерпевшем жестокие мучения, за что в раю его встретили ангельским славословием; о святых девственницах, четвертованных, удавленных, колесованных, сожженных на медленном огне. Они принимали все эти муки с восторгом, зная, что заслуживают этим одесную Вседержителя. Когда он рассказал мемногам обо всех этих достойных подражания житиях, они начали переглядываться, и самый старший из них робко спросил:
- Преславный наш пастырь, проповедник и отче достойный, скажи нам, если только соизволишь снизойти к смиренным твоим слугам, попадет ли в рай душа каждого, кто готов на мученичество?
- Непременно, сын мой! – ответил отец Орибазий.
- Да-а? Это очень хорошо… - протянул мемног. – А ты, отче духовный, желаешь ли попасть на небо?
- Это мое пламеннейшее желание, сын мой.
- И святым ты хотел бы стать? – продолжал вопрошать старейший мемног.
- Сын мой, кто бы не хотел этого? Но куда мне, грешному, до столь высокого чина; чтобы вступить на эту стезю, нужно напрячь все силы и стремиться неустанно, со смирением в сердце…
- Так ты хотел бы стать святым? – снова переспросил мемног и поощрительно глянул на сотоварищей, которые тем временем поднялись с мест.
- Конечно, сын мой.
- Ну так мы тебе поможем!
- Каким же образом, милые мои овечки? – спросил, улыбаясь, отец Орибазий, радуясь наивному рвению своей верной паствы.
В ответ мемного осторожно, но крепко взяли его под руки и сказали:
- Таким, отче, какому ты сам нас научил!
Затем они сперва содрали ему кожу со спины и намазали это место горячей смолой, как сделал в Ирландии палач со святым Иакинфом, потом отрубили ему левую ногу, как язычники святому Пафнутию, потом распороли ему живот и запихнули туда охапку соломы, как блаженной Елизавете Нормандской, после чего посадили его на кол, как святого Гуго, переломали ему все ребра, как сиракузяне святому Генриху Падуанскому, и сожгли медленно, на малом огне, как бургундцы Орлеанскую Деву. А потом перевели дух, умылись и начали горько оплакивать своего утраченного пастыря. За этим занятием я их и застал, когда, объезжая звезды епархии, попал в сей приход. Когда я услышал о происшедшем, волосы у меня встали дыбом. Ломая руки, я вскричал:
- Недостойные лиходеи! Ада для вас мало! Знаете ли вы, что навек загубили свои души?!
- А как же, - ответили они, рыдая, - знаем!
Тот же старейший мемног встал и сказал мне:
- Досточтимый отче, мы хорошо знаем, что обрекли себя на проклятие и вечные муки, и, прежде чем решиться на сие дело, мы выдержали страшную душевную борьбу; но отец Орибазий неустанно повторял нам, что нет ни чего такого, чего добрый христианин ни сделал бы для своего ближнего, что нужно отдать ему все и на все быть для него готовым. Поэтому мы отказались от спасения души, хотя и с великим отчаянием, и думали только о том, чтобы дражайший отец Орибазий обрел мученический венец и святость. Не можем выразить, как тяжко нам это далось, ибо до его прибытия никто из нас и мухи не обидел. Не однажды мы просили его, умоляли на коленях смягчить строгость наказов веры, но он категорически утверждал, что ради любимого ближнего нужно делать все без исключения. Тогда мы увидели, что не можем ему отказать, ибо мы существа ничтожные и вовсе не достойные этого святого мужа, который заслуживает полнейшего самоотречения с нашей стороны. И мы горячо верим, что наше дело нам удалось и отец Орибазий причислен ныне к праведникам на небесах. Вот тебе, досточтимый отче, мешок с деньгами, которые мы собрали на канонизацию: так нужно, отец Орибазий, отвечая на наши расспросы, подробно все объяснил. Должен сказать, что мы применили только самые его любимые пытки, о которых он повествовал с наибольшим восторгом. Мы думали угодить ему, но он всему противился и особенно не хотел пить кипящий свинец. Мы, однако, не допускали и мысли, чтобы наш пастырь говорил нам одно, а думал другое. Крики, им издаваемые, были только выражением недовольства низменных, телесных частей его естества, и мы не обращали на них внимания, памятуя, что надлежит унижать плоть, дабы тем выше вознесся дух. Желая его ободрить, мы напомнили ему о поучениях, которые он нам читал, но отец Орибазий ответил на это лишь одним словом, вовсе не понятным и не вразумительным; не знаем, что оно означает, ибо не нашли его ни в молитвенниках, которые он нам раздавал, ни в Священном писании.
Закончив рассказывать, отец Лацимон отер крупный пот с чела, и мы долго сидели в молчании, пока седовласый доминиканец не заговорил опять:
- Ну, скажите теперь сами, каково быть пастырем душ в таких условиях?! Или вот эта история! – Отец Лацимон ударил кулаком по письму, лежавшему на столе. – Отец Ипполит сообщает с Арпетузы, маленькой планеты в созвездии Весов, что ее обитатели совершенно перестали заключать браки, рожать детей и им грозит полное вымирание!
- Почему? – в недоумении спросил я.
- Потому, что едва они услышали, что телесная близость – грех, как тотчас возжаждали спасения, все как один дали обет целомудрия и соблюдают его! Вот уже две тысячи лет Церковь учит, что спасение души важнее всех мирских дел, но никто ведь не понимал этого буквально, о Господи! А эти арпетузианцы, все до единого, ощутили в себе призвание и толпами вступают в монастыри, образцово соблюдают уставы, молятся, постятся и умерщвляют плоть, а тем временем промышленность и земледелие приходят в упадок, надвигается голод, и гибель угрожает планете. Я написал об этом в Рим, но в ответ, как всегда, молчание…
- И то сказать: рискованно было идти с проповедью на другие планеты, - заметил я.
- А что нам оставалось делать? Церковь не спешит, ибо царство ее, как известно, не от мира сего, но пока кардинальская коллегия обдумывала и совещалась, на планетах, как грибы после дождя, начали вырастать миссии кальвинистов, баптистов, редемптористов, мариавитов, адвентистов и Бог весть какие еще! Приходится спасать, что осталось. Ну, если уж говорить об этом… Идите за мной.
Отец Лацимон провел меня в свой кабинет. Одну стену занимала огромная синяя карта звездного неба; вся ее правая сторона была заклеена бумагой.
- Вот видите! – указал он на закрытую часть.
- Что это значит?
- Погибель, сын мой. Окончательную погибель! Эти области населены народами, обладающими необычно высоким интеллектом. Они исповедуют материализм, атеизм, прилагают все свои усилия к развитию науки и техники и улучшению условий жизни на планетах. Мы посылали к ним своих лучших миссионеров – салезианцев, бенедиктинцев, доминиканцев, даже иезуитов, самых сладкоречивых проповедников слова Божия, и все они – все! – вернулись атеистами!
Отец Лацимон нервно подошел к столу.
- Был у нас отец Бонифаций, я помню его как одного из самых набожных слуг церкви; дни и ночи он проводил в молитве, распростершись ниц; все мирские дела были для него прахом; он не знал лучшего занятия, чем перебирать четки, и большей утехи, нежели литургия, а после трех недель пребывания там, - он поступил в политехнический институт и написал вот эту книгу!
Отец Лацимон поднял и тут же с отвращением бросил на стол увесистый том. Я прочел заглавие: «О способах повышения безопасности космических полетов».
- Безопасность бренного тела он поставил выше спасения души, это ли не чудовищно?! Мы послали тревожный доклад, и на этот раз апостолическая столица не замешкалась. В сотрудничестве со специалистами из американского посольства в Риме Папская академия создала вот эти труды.
Отец Лацимон подошел к большому сундуку и открыл его; внутри было полно толстых фолиантов.
- Здесь около двухсот томов, где во всех подробностях описаны методы насилия, террора, внушения, шантажа, принуждения, гипноза, отравления, пыток и условных рефлексов, применяемых ими для удушения веры… Волосы у меня встали дыбом, когда я все это просматривал. Там есть фотографии, показания, протоколы, вещественные доказательства, свидетельства очевидцев и Бог весть что еще. Ума не приложу, как они все это быстро сделали, - что значит американская техника! Но, сын мой… действительность гораздо страшнее!
Отец Лацимон подошел ко мне и, горячо дыша прямо в ухо, прошептал:
- Я здесь, на месте, лучше ориентируюсь. Они не мучают, ни к чему не вынуждают, не пытают, не вгоняют винты в голову… они попросту учат, что такое Вселенная, откуда возникла жизнь, как зарождается сознание и как применять науку на пользу людям. У них есть способ, при помощи которого они доказывают как дважды два четыре, что весь мир исключительно материален. Из всех моих миссионеров сохранил веру только отец Серванций, и то лишь по тому, что глух как пень и не слышал, что ему говорили. Да, сын мой, это похуже пыток! Была здесь одна молодая монахиня - кармелитка, одухотворенное дитя, посвятившая себя одному только Богу; она все время постилась, умерщвляла плоть, имела стигматы и видения, беседовала со святыми, а особенно возлюбила святую Меланию и усердно ей подражала; мало того, время от времени ей являлся сам архангел Гавриил… Однажды она отправилась туда. – Отец Лацимон указал на правую часть карты. – Я отпустил ее со спокойным сердцем, ибо она была нищая духом, а таким обещано Царствие Божие; но лишь только человек начинает задумываться как, да что, да почему, тотчас разверзается перед ним бездна ереси. Я был уверен, что доводы их мудрости перед нею бессильны. Но едва она туда прибыла, как после первого же публичного явления ей святых, сопряженного с приступом религиозного экстаза, ее признали невротичкой, или как там у них называется, и лечили купаниями, работами по саду, давали какие-то игрушки, какие-то куклы… Через четыре месяца она вернулась, но в каком состоянии!
Отец Лацимон содрогнулся.
- Что с ней случилось? – с жалостью спросил я.
- Ее перестали посещать видения, она поступила на курсы ракетных пилотов и полетела с исследовательской экспедицией к ядру Галактики, бедное дитя! Недавно я услышал, что ей опять являлась святая Мелания, и сердце у меня забилось сильней от радостной надежды, но оказалось, что приснилась ей всего лишь родная тетка. Говорю вам, провал, разруха, упадок! Как наивны эти американские специалисты: присылают мне пять тонн литературы с описанием жестокостей, чинимых врагами веры! О, если бы они захотели преследовать религию, если бы закрывали церкви и разгоняли верующих! Но нет, ничего подобного, они разрешают все: и совершение обрядов, и духовное воспитание – и только всюду распространяют свои теории и доводы. Недавно мы попробовали вот это, - отец Лацимон указал на карту, - но безрезультатно.
- Простите, что вы попробовали?
- Ну, заклеить правую часть Космоса бумагой и игнорировать ее существование. Но это не помогло. В Риме теперь говорят о крестовом походе в защиту веры.
- А вы что об этом думаете, отче?
- Конечно, оно бы неплохо; если бы можно было взорвать их планеты, разрушить города, сжечь книги, а их самих истребить до последнего, тогда удалось бы, пожалуй и отстоять учение о любви к ближнему, но кто в этот поход пойдет? Мемноги? Или, может, арпетузианцы? Смех меня разбирает, но вместе с ним и тревога! Наступило глухое молчание… (С. Лем (Путешествие 22 стр. 268-276))

***
А теперь немного из жизни...

Президент США, Джорж Буш, как известно, черпает свое вдохновение из Библии.
"Иисус - мой самый любимый философ", заявил Буш однажды.
К примеру, американский президент выступает против брака между
гомосексуалистами, так как сама Библия не приемлет такого брака.

Недавно, одна известная радиоведущая в США высказалась в поддержку Буша,
отмечая, что гомосексуализм является извращением: "Так сказано в Библии,
в третьей книге Моисеева, Левит, глава 18".
Несколько дней спустя эта радиоредакция получила открытое письмо одного
из радиослушателей:
"Благодарю вас за вашу заботу об обучении людей Закону Божьему. Я
многому научился, слушая вашу программу, и я всегда делюсь полученными
знаниями с окружающими меня людьми. Но у меня все еще остались
некоторые вопросы по поводу нескольких библейских законов и мне нужна ваша помощь,
чтобы правильно их истолковать.
Например, я хотел бы продать мою дочь в рабство, как это указано в
Исходе, глава 21, стих 7. По вашему мнению, какую цену я могу за нее
запросить?
В той же книге Левит, глава 25, стих 44, сказано, что если я хочу иметь
рабов, то должен купить их у соседних народов. Мой друг утверждает, что
это относится только к мексиканцам, но никак не к канадцам. Не могли бы
вы разъяснить мне этот стих? Почему я не могу иметь канадских рабов?
Я знаю также, что не должен прикасаться ни к какой женщине, если у нее
идет менструация, как сказано в книге Левит, глава 18, стих 19. Как мне
узнать, идет ли у нее менструация? Я пробовал несколько раз спросить об
этом напрямую у моих знакомых, но они почему-то все обижались.
У меня есть сосед, который продолжает работать по субботам. Исход,
глава 35, стих 2, ясно говорит, что такой человек должен быть предан смерти.
Обязан ли я убить его собственноручно? Не могли бы вы избавить меня от
этой щекотливой обязанности?
Да, также: Левит, глава 21, стих 18, говорит, что нельзя приближаться к
святилищу тому, у кого проблемы со зрением. Я же пользуюсь очками при
чтении. Мое зрение должно быть обязательно стопроцентным? Можно ли
занизить несколько это требование?
Последний вопрос. Мой дядя совсем не уважает то, что сказано в Левите,
главе 19, стих 19, высаживая на своем дворе два разных вида семян. Так
же и его жена, которая одевается в одежды из разнородных нитей, а
именно, из хлопка и нейлона. А еще случается дяде моему злословить. Так
скажите, должны ли мы выполнить всю эту достаточно трудоемкую процедуру
целиком, а именно собрать всех жителей нашего городка и закидать
камнями дядю с тетей, как это сказано в Левите, главе 24, стих 14? Может, мы
просто могли бы сжечь их живьем в тихом семейном кругу (Левит, главе 20,
стих 14)?
Жду с нетерпением вашего ответа. Еще раз спасибо, что напомнили нам,
что слово Божие вечно и неизменно. Только так и не иначе".

***

Эта «странная» религия Странника.

8 октября 2006г. Когда Странник вернулся от Учителя, он собрал нас для того, чтобы поделиться открытиями, которые он сделал для себя в Дороге. Странный был вечер: мы сидели в полутьме на мягких подушках, посреди комнаты горела свеча. Компания подобралась разношерстная, и не все одинаково воспринимали то, о чем говорил Странник. Даже подготовленным людям было довольно сложно понять те вещи, которые он пытался донести (частично, из-за иносказательности его речи). Мне хочется рассказать об одной теме так, как показал ее мне Странник.
Кто-то из присутствующих задал вопрос о его отношении к религиям и не подумывает ли он, случаем, создать свою собственную? Несмотря на то, что вопрос был задан полушутя, Странник отнесся к нему вполне серьезно. А ответил он так.
«Мне действительно часто задают подобные вопросы: об учении, о религии… Но мне незачем создавать новое учение или новую религию. Уже написано очень много умных книг, создано достаточно разнообразных религий. Но среди глупостей, идущих от человеческих слабостей, в мире разлито достаточно много Настоящего Знания, идущего от прекрасных мыслителей – Учителей человечества. А я не тот, кто знает больше всех! Я мало что могу к этому добавить, но вы верно почувствовали: есть у меня своя религия, и она меня вполне устраивает. Хотите, я вам покажу свою религию?»
Не дожидаясь, пока кто-то отреагирует, Странник поднял над головой обычную пластиковую бутылочку с водой, что принес с собой.
- ВОТ МОЯ РЕЛИГИЯ!
Немного пошевелив ее, он смотрел сквозь голубоватые стенки бутылочки на воду.
- Никто не хочет ее попробовать?
Он внимательно оглядел окружающих. Желающих попробовать религию оказалось совсем мало, либо они хорошо скрывались. В этот момент, наверное, каждый решал для себя: это шутка или издевка? Когда минута молчания затянулась, нашелся-таки один доброволец. Подбадриваемая ободряющими тычками своих товарищей, я вышла на середину и несмело протянула: «Нуууу, я-ааааа…». Ничего страшного, вопреки ожиданиям, не произошло. Просто мне дружеским жестом протянули эту бутылочку воды. Предварительно, правда, покрепче закрутив пробку. Сами понимаете, бутылку я благодарно приняла, пробку с усилием, но открутила обратно и, отпив глоток, не сходя с места, стала анализировать ощущения. Вода как вода, я поблагодарила. И, посчитав свой долг выполненным, ушла на место. Странник внимательно посмотрел на нас, и во взгляде явно просматривался вопрос: «Вы поняли?». Ответом было неуверенное молчание – все были скромными, и никто не хотел показаться умным.
А Странник, как обычно, не возражал…

Я не знаю как другие, но тогда для меня осталось загадкой: что же хотел сказать Странник, показывая нам эту бутылочку?

Через какое-то время я оказалась у него в гостях, и решила все же выяснить: о чем шла речь?
- О религии, о религии, - почему-то дважды повторил он.
- А ты мог бы рассказать поподробнее? – поинтересовалась я.
- Да здесь нет ничего сложного. Ты сама можешь разобраться, стоит только немного подумать.
Помолчав некоторое время, он достал пустую бутылочку, налил туда немного воды и, закрутив пробкой, показал ее мне. Рассматривая внимательно со всех сторон, как будто сам впервые ее видит, он неожиданно спросил меня:
- А что такое религия? Скажи мне.
Это же не просто – пустое слово? Что-то за этим словом стоит? (И, побулькав водой в бутылочке, посмотрел на меня.)
- Религия - это (далее следовали десятиминутные междометия, призванные выразить всю глубину раздумий) … система человеческих мировоззрений, предназначенная для духовного развития… В религии обязательно присутствует Бог…хотя, необязательно…Религия, где центральная фигура бога отсутствует, относится к антропософской…или как-то она там по-другому называется…(и все в том же духе).
Странник поморщился и, с опаской оглянувшись, спросил:
- Ты все это кому сейчас говорила?
Скажи, вот все, что ты сейчас сказала, самой тебе может объяснить, что такое религия? Услышав такое, ты бы поняла, о чем идет речь?
- Нет, конечно!
- А зачем ты тогда мне все это сейчас говорила?
- Ну, чтобы хоть что-нибудь ответить.
- Ну, давай тогда и я тебе отвечу «хоть что-нибудь»?
- Не-е-е, не надо…
- Так зачем ты все это говорила?
- Ну, это же в словарях так пишут, это определение.
- Прости, я не заметил: а я что, похож на словарь?
- Нет… На человека похож.
- Ну, так и говори со мной, как с человеком!
Некоторое время помолчав, он продолжил.
- Начнем с начала.
Давай, я тебе расскажу о своей религии? – он опять побулькал водой в бутылочке, - посмотри, какая моя религия прозрачная, чистая и красивая! Как ты считаешь, кому захочется «отведать» моей религии?
Я замялась, не зная, что лучше сказать, на что Странник тут же отреагировал:
- Да ты не мудри! Просто рассуждай, основываясь на своем опыте. Представь: у меня есть религия (опять передо мной побулькали водой), тебе сейчас хочется ее попробовать?
- Да нет! Не очень! (Мы в это время пили чай, и я как раз допивала вторую кружку.)
- Выходит, чтобы тебе понадобилась моя религия, тебе нужно…?
- Захотеть пить?!
- Правильно! Нужно испытывать «ЖАЖДУ»! В противном случае, тебе моя религия не нужна! Зато она нужна тем, кто действительно испытывает «жажду». И чем сильнее эта «жажда», тем сильнее нужна религия, которая способствует утолению…?
- Жажды!
- Верно! Так что такое религия?
- Религия - это то, что способно утолить жажду!
- Нет, это то, чем можно стукнуть по голове! (Тут же последовал хлопок по голове бутылочкой. Я замерла, то ли от неожиданности, то ли от ожидания, наступающего в таких случаях в притчах просветления. Но просветление меня не постигло (наверное, бутылочка была слишком легкая), и я, насупившись, уставилась на своего «обидчика».)
Ты думай, рассуждай, а не повторяй сочетания слов!
Так что такое религия?
- Не зна-а-аю! (Огрызнулась я, и отодвинулась подальше – на всякий случай…)
- Ладно, поехали дальше.
Допустим, у тебя есть жажда, а у меня есть то, что эту жажду может утолить! Что ты будешь делать дальше?
- Я обращусь к твоей религии…
- Хорошо! Обращайся… - Странник откинулся на спинку стула и стал в упор смотреть на меня.
- Дай мне своей религии? – неуверенно попросила я, но его это обращение позабавило.
- В большинстве религий, если я не ошибаюсь, как только от тебя услышат слово «дай», да еще произнесенное без должного почтения… как думаешь, что тебе ответят?
- Наверное, скажут, что я не готова.
- Наверное! – кивнул Странник. Хитро улыбаясь, он продолжал смотреть на меня, - Так я-то чем хуже?
- Тогда я задам вопрос по-другому: можно мне приобщиться к твоей религии?
- Ну, так уже лучше!
Можно! …Куда тебе давать?
Я протянула руку. И он, открутив пробку у бутылочки, спокойно начал лить воду мне в руку. Я непроизвольно отдернула руку, и вода пролилась на пол.
- Эх, да ты выходит, не готова! Сколько добра пропало!
Вот видишь, к чему приводит слабая жажда?!
- Но так ведь просто неудобно! – возмутилась я, - почему бы мне не дать бутылочку?!
- Ты что? – в притворном ужасе воскликнул он, и, обхватив двумя руками бутылочку, прижал ее к груди, - это моя религия! Если я ее отдам, то могу остаться без религии!
- А тебя это беспокоит? – спросила я.
- Меня? – тут же совершенно безразлично переспросил он. - Не-а, не беспокоит. Я себе еще найду!
- Тогда можно мне взять «твоей религии»?
- Да пожалуйста! – и с этими словами он, предварительно опять с силой закрутив крышку, протянул мне бутылочку.
С сожалением увидев, что я все-таки смогла отвернуть крышку, и, подождав, пока я сделала небольшой глоточек воды и вернула ему столь «вожделенную» бутылочку, он спросил:
- Так что такое религия? Ты поняла?
- Похоже, я что-то начинаю понимать, но, можно, я свои выводы сделаю попозже, а сейчас послушаю тебя? – выкрутилась я.
Он с сомнением посмотрел на меня, и, покачав, головой продолжил.
- Допустим, у нас есть религия, а где-то далеко, в знойной пустыне, есть человек, который изнывает от жажды. Что нужно, чтобы помочь ему?
- Дать ему то, чего он жаждет.
- Но как это сделать?
- Напоить его.
- Но как его напоить, если вокруг нет ни капли воды, и лишь раскаленные пески?
- Нужно указать ему, где вода.
- Но у него нет сил, чтобы дойти до источника.
- Тогда нужно принести ему воду.
- Теперь ты поняла, что такое религия?
- Н-н-не совсем…
- Ладно. Давай попытаемся его напоить.
Он испытывает жажду, а у тебя есть то, что утолит его жажду, - вода! Как ты поступишь?
- Отнесу воду ему.
- И что для этого нужно?
- Да ничего. Нужно набрать воду в ладони, … или можно даже во рту донести, и быстро напоить!
- Ладно! – со вздохом вымолвил он. - Одевайся, пошли!
- Куда?
- Как куда? В «пустыню»! …Хотя, думаю, до пустыни идти не придется. Не забудь набрать воды в рот и в руки!
- Зачем?
- А мы проверим, далеко ли ты сможешь донести так воду!
- Конечно, недалеко!
- Так что нужно для того, чтобы пронести через время, через расстояния, через изменчивое сознание человека то, что может утолить ЖАЖДУ?
- Бутылочка. Или какая-то посуда другая…
- Ну, наконец!
Нужен сосуд, в котором вода, или то, что мы хотим донести, можно донести с наименьшими потерями до страждущего.
…Ох! Пока мы с тобой разберемся, в чем воду нести, человек уже десять раз помрет…
Когда у тебя есть нечто очень «ценное», что способно утолить «жажду» многих людей, тебе приходится думать о «сохранности» этой ценности! Если сосуд, в котором ты понесешь воду до страждущего, будет плох, то вода может или испариться, или протухнуть, или загрязниться залетевшим в сосуд песком и мусором, или ты ее можешь по дороге расплескать…
Теперь ты понимаешь, почему я показал вам бутылочку?!
- Теперь я поняла!
- Так что такое религия?
- Это … выходит, …БУТЫЛКА?! Точнее …сосуд!
- Правильно!
А теперь начинается самое интересное!
Здесь важно понять следующее! Когда мы донесли нашу религию до «страждущего», то, что помогало все это время сохранять «содержимое» нашей религии, теперь, подчас, начинает мешать.
- Почему? - не сразу поняла я.
- А - на, попробуй, утоли жажду! – с этими словами, держа бутылочку горизонтально, он поднес ее к моему рту. - Попробуй! «Догрызись» до того, что внутри!
(До меня стало доходить то, что он недосказывает…)
Моя бутылочка, которая все это время сохраняла ценное содержимое, никуда не исчезла! Она продолжает выполнять свою функцию – «сохранения»! Только, если раньше это шло на помощь «страждущему», то теперь это начинает ему «мешать» немедленно утолить жажду!
Хорошо, если «страждущий» знает, как поступать с нашей бутылочкой! Но в том-то и дело, что большинство людей, даже держа в руках «бутылочку» с заветной «водой», не знают, что нужно сделать, чтобы добраться до того, что утолит «жажду»!!!
И тут начинается ШОУ! Люди везде остаются людьми, да и кто упустит такой случай? Ведь если человек просто «напьется», то мы как-то «затеряемся», и станем уже не нужны! А как же благодарности, почет, деньги, в конце-то концов?! А если, кроме этой бутылочки, у нас больше нет ничего ценного?
И мы начинаем с глубоким чувством значимости и превосходства «Указывать путь» (а заодно и «набивать себе цену»)! Мы принимаем величественную осанку и начинаем указывать «слепцам дорогу»! Мы говорим: «О, недостойный! Ты не сможешь добраться до заветного содержимого, если ты не выполнишь тайный «ритуал», который я тебе укажу! Этому тайному ритуалу меня научили «Великие Учителя»! И без этого ритуала ты никогда не доберешься до содержимого!
Тебе нужно обязательно 10 раз поклониться бутылочке, 10 раз поклониться мне, 20 раз перекувырнуться, 5 раз поплевать через левое плечо! Потом ты должен привести этот таинственный предмет в вертикальное положение, сужающимся кончиком вверх! Обхватив его за основание, а в некоторых случаях за середину, бережно удерживая его, ты другой рукой должен обхватить верхнюю часть и сделать столько-то вращательных движений против часовой стрелки, чтобы сосуд «мудрости» открылся! Потом аккуратно поднести верхнюю часть бутылочки ко рту… и т.д.»
В общем, эту ахинею можно продолжать и продолжать, насколько хватит эгоизма, фантазии и фанатизма. И со временем мы видим, как вокруг бутылочки уже «водит хороводы» и в экстазе корчится в «ритуальных танцах» великое множество народу. Мы видим, что уже образовался «Культ «Бутылочки»! И, наряду с порядочными людьми, мы встречаем много обычных «торгашей» (пытающихся «подороже» продать людям «воду»), да и просто «глупцов», которые тщательно «записали или запомнили священный ритуал»! Причем, многие из этих людей откровенно не понимают, что за всем этим стоит! Все-как в той известной притче, про человека, любующегося луной. (На всякий случай эту притчу привожу внизу. Л.)
- Но разве за этими ритуалами ничего не стоит?
- А ты собираешь ритуалы? Попробуй утолить жажду не водой, а бутылкой!
Многие ритуалы – это ОТГОЛОСОК (!) объяснения, «как открывать эту бутылку». Но пока ты не осознаешь, что на самом деле представляет из себя «священная бутылка», и для чего нужен «ритуал», пока ты ясно не увидишь за ритуалом – «Смысл открывания», ты обречена на – служение Культу «Бутылочности»!!!
- Вот это да! СПАСИБО! Теперь действительно многое становится на свои места.
- Я рад. Но поверь мне: я только приоткрыл тебе «врата», а «идти» дальше тебе придется самой!
Помни, что нам завешали Мудрецы: «Нет религии превыше Истины!!!»
Ты можешь идти к христианам, но не учись у них «христианству», ты можешь идти к буддистам, но не учись у них «буддизму», ты можешь пойти к мусульманам, но не нужно учиться «мусульманству»…
Ты должна понять, что Будда не был «буддистом», т.к. он не «изучал буддизм»! Иисус Христос не был «христианином», и он не стал Христом, «изучая христианство» и «читая» Библию… и т.д.
Когда в следующий раз ты перешагнешь «порог» любого священного «культа», то попробуй, через все «внешние» действия и ритуалы, прорваться через стенки «сосуда» и расслышать пришедшие к нам из далеких времен голоса Великих Святых: Будды, Пророка, Христа, Зороастра, Кришны и т.д. Попытайся понять, что хотели сказать нам эти Учителя…, а, может, тебе удастся «прорваться» и еще дальше…
(и дальше, улыбнувшись),
а я пойду, тряпку принесу, надо воду с пола убрать.
- А может, я? – растерявшись от такого неожиданного перехода к земному, спросила я...
- Сиди! Чай пей! Дома полы помоешь. Сейчас твоя задача – думать, …а моя … пол вытереть…    
Когда он протер пол, я попросила: «Расскажи мне о том, что хранит религия?»
- Ты сначала разберись с религией, а потом мы с тобой поговорим и о том, что она хранит. А то ты еще не успела с одним разобраться, и теперь торопишься «не разобраться» с другим…Нет уж!

Когда я уже уходила, то, обернувшись на пороге, сказала:
- А мне нравится твоя религия…
По крайней мере, она честная…
Знали бы люди, что ведут, порою, «бутылочные» войны! Может многое было бы по другому?!
Он как-то по-доброму посмотрел на меня и сказал: «Понимание – которое понимает. Нет другого Будды»,- помолчав, быстро развернулся и ушел на кухню. Когда он вернулся, в руках у него была бутылочка с водой, которую он протянул мне, потом подмигнул и, хитро улыбнувшись, сказал: «Бери, бери! Теперь это и твоя религия!»
( «Структура» составлена и текст подкорректирован Странником. ) Лена.

( Притча о Луне…
Ночь. На улице стоят два человека.
- Чему вы улыбаетесь? - спрашивает один другого.
- Да вот, любуюсь Луной.
- Чем любуетесь?
- Луной, - человек показывает на Луну пальцем, но его собеседник даже не поднимает головы.
- Какой Луной? - спрашивает он.
- Да вот же она, - удивляется человек, - прямо перед вами, желтая такая.
- Желтая?! О, Боже. Надо кому-нибудь рассказать.
Через полчаса вокруг человека собирается толпа.
- Учитель, расскажи нам о Луне, - робко просит делегат от толпы.
- Какого лешего тут рассказывать? - горячится человек.
- Поднимите головы, и все увидите сами.
Кто-то, не отрывая от человека преданных глаз, торопливо пишет в своем блокноте: "Стоит лишь поднять голову – и взору откроется Луна, желтый круг на фоне черного неба..."
- Ты чего это пишешь? - настороженно спрашивает человек.
- Кто-то должен сохранить учение для потомков, а если не я, то кто?
- Какое, в задницу, учение?! ПРОСТО ПОДЫМИ ГОЛОВУ!!!
"Поднять голову - не сложно, а просто..." - вновь начинает строчить новоявленный евангелист, но человек бьет его снизу кулаком в подбородок и перед глазами пишущего мелькает желтое пятно.
- Что это было, Учитель???
- Луна.
- Боже, я увидел Луну. Я увидел Луну! Луну!!!
- Он увидел Луну, - волнуется толпа и начинает водить вокруг потирающего подбородок луновидца хоровод.
Человек, между тем, машет на все это дело рукой и уходит прочь, любуясь полнолунием.
Через две тысячи лет кто-то читает лунное евангелие и тяжело вздыхает: "А толку-то, - думает он. - В те времена Учитель был рядом и всегда мог дать тебе по зубам в нужный момент. Некоторые, правда, утверждают, что и одной книги достаточно и что они собственными глазами видят Луну каждую ночь, но кому можно верить в наше время?
А, может, и вообще - сказки все это, вот чего я вам скажу... )

P.S. А раньше я над этой притчей смеялась… Л.

Далее представляю отрывок из дневника Свами Рамы.

…Лама, у которого я жил в Лхасе, был близким другом другого ламы, монастырь которого находился вблизи от места моего назначения, в семидесяти пяти милях к северу от Лхасы, вдали от цивилизации. Мой гостеприимный хозяин помог мне найти проводников, взявшихся провести меня к монастырю, откуда я уже мог самостоятельно добраться до конечной цели своего путешествия.
В этом монастыре обитало более трех сотен лам. В Тибете много монастырей, в которых живут тысячи лам, принадлежащих к различным традициям. Ламаизм показался мне индивидуалистической религией, замешанной на буддизме. У каждого ламы был свой собственный способ исполнения ритуалов, церемоний, песнопений, вращения молитвенного колеса и чтения мантр. Эти мантры чаще всего представляли собой искаженные версии санскритских мантр. Я был хорошо знаком с верованиями и практиками буддизма, так как некогда учился в университете Наланда в Бехаре, древнем буддистском университете в Индии. Я изучал буддизм в том виде, в каком он зародился в Индии, и в том, в каком он существует сейчас в Тибете, Китае, Японии и Южной Азии.
Тысячу лет тому назад некий тибетский монах пришел в Индию, где некоторое время учился, а затем вернулся обратно в Тибет, забрав с собой священные писания. После этого многие просветители из Индии стали прибывать в Тибет и обучать здесь людей существовавшей в Индии буддийской литературе. Я хорошо себе представлял все многообразие буддийских сект в Тибете, в число которых входили и те, которые верили в существование многочисленных богов и демонов и считали Будду одним из богов.
Тибетский буддизм неразрывно связан с тантризмом. До того как я добрался до места, где проживал гуру моего учителя мне довелось посетить один маленький монастырь, где я встретил ламу, считавшегося великим тибетским йогом. Все то, что называется тибетской йогой, на самом деле является искаженной формой тантры, а точнее- ее определенной ветви, называемой вама марга (путь левой руки). Последователи этого пути верят в необходимость использования вина, женщин, мяса, рыбы и мантр в качестве средств, своего продвижения вперед. Когда я встретил этого ламу, он сидел в комнате деревянного дома в окружении семи женщин, читавших вместе с ним мантры. Прочтя несколько мантр, они брали по кусочку сырого мяса, приправленного некоторыми специями, в том числе перцем, съедали его и вновь принимались читать мантры. Так продолжалось пятнадцать минут, после чего лама перестал читать мантры и спросил о цели моего визита. Я улыбнулся и сказал, что просто пришел повидать его. Однако он возразил мне, сказав, что это не так, назвав мое имя и сообщив о том, что меня разыскивает полиция Сиккима. Все это он произнес сердитым тоном, так как знал, что я презираю его путь, и отправил себе в рот еще один кусок сырого мяса. Он узнал те мысли, которые беспокоили меня. Однако это не было для меня сюрпризом, так как к тому времени я уже несколько раз встречал людей, умеющих читать мысли, и знал в целом, как происходит этот процесс. Не став выражать своего негодования, я смиренно сказал, что прибыл в его страну только для того, чтобы побольше узнать о тантре. Этот йог был тантристом и предложил мне прочесть книгу, которой он руководствовался, но я уже читал этот текст. Тогда он отвел меня к другому ламе, который также был тантристом. Этот человек довольно хорошо знал хинди, потому что долгое время прожил в Индии, в Бодхигайе, том месте, где Будда достиг просветления.
Большая часть той литературы, которую можно обнаружить в Тибете, представляет собой переводы различных историй из индийских пуран. Некоторая ее часть представляет собой тексты по даосизму и конфуцианству, смешанные с буддизмом, но за всем этим нет никакой систематизированной или философской платформы. Я плохо знал тибетский язык, но, поскольку этот лама говорил со мной на хинди, мне было легко обсуждать с ним вопросы духовного характера. Я мог общаться на тибетском языке на тему повседневных нужд, но был не в состоянии разобраться без посторонней помощи в тех грудах рукописных текстов, которые хранились в тибетских монастырях.
В монастыре, где я остановился, ламы считали своим объектом поклонения некий индийский манускрипт. На материи, в которую он был завернут, лежал толстый слой сандаловой пыли. Мне сказали, что всякий, кто прочтет этот текст, сразу же заболеет проказой и умрет.
Ламы приходили поклоняться ему, но никогда не читали. Я испытывал сильное желание посмотреть, что же скрывают в себе эти древние, рукописные страницы, но на все мои просьбы позволить мне сделать это лама неизменно отвечал отказом. Мне вспомнилась поговорка, гласившая:
«Священные тексты принадлежат тем, кто их изучает, а не тем, кто владеет ими, но не знает их содержания».
В три часа ночи я прошел во внутренние помещения монастыря, освещенные многочисленными светильниками, и открыл этот древний текст, завернутый в семь полотен шелковой материи. Приступив к его чтению, я с удивлением обнаружил, что это ничто иное, как часть Линга Пураны, одной из восемнадцати книг, содержащих тысячи духовных историй, методов и практик, основанных на древнеиндийской ведической литературе. Я быстро завернул манускрипт опять в материю и вернулся в свою комнату.
В связи с тем, что я нарушил расположение светильников и не сумел аккуратно завернуть манускрипт, было быстро обнаружено, что кто-то открывал эту книгу. Подозрение сразу же пало на меня. Я сказал тому ламе, который знал хинди: «Я был уполномочен гималайскими учителями просмотреть этот текст, и, если вы хоть слово скажете об этом, то пострадаете вы, а не я». К счастью, глава монастыря, а также другие ламы велели прекратить разбирательство, а не то меня могли бы забить до смерти. Я доказал, что был прав, утверждая, что со мной ничего не произойдет, если я открою этот запретный манускрипт, и в их глазах это превратилось в веское подтверждение правдивости моего заявления о том, что я был уполномочен сделать это. Среди них распространился слух о том, будто бы я был прибывшим из Бодхигайи молодым ламой, обладавшим огромной силой и мудростью. Мои тибетские проводники посоветовали мне оставить этот монастырь, и я, последовав их совету, отправился к месту моего назначения. Иногда полное невежество на пути духовности выдается за тайную мудрость; люди не любят, когда развенчивают то, во что они слепо верят. Мне и раньше приходилось сталкиваться с фанатизмом и слепой верой…
Свами Рама

Лена,
Странник. 17 02 2007, 13:19